Первый шоссейник (флудим тут!)

[Loewa]

RoadRacer, прям кладезь грамматики, но как-то скучно, шуточки то по кругу и так легко на них вас поймать… А так конечно продолжаем: казнить нельзя помиловать(с)

[RoadRacer]

весна...девчонки скучают...


-- Тинктура экс витро антимонии, -- провозгласил вдруг голос. Я
вздрогнул. -- Магифтериум антимон ангелий салаэ. Бафилии олеум витри
антимонии алекситериум антимониалэ! -- Послышалось явственное хихиканье.
-- Вот ведь бред какой! -- сказал голос и продолжал с завыванием: --
Вскоре очи сии, еще не отверзаемые, не узрят более солнца, но не попусти
закрыться оным без благоутробного извещения о моем прощении и
блаженстве... Сие есть "Дух или Нравственные Мысли Славного Юнга,
извлеченные из нощных его размышлений". Продается в Санкт-Петербурге и в
Риге в книжных лавках Свешникова по два рубля в папке. -- Кто-то
всхлипнул. -- Тоже бредятина, -- сказал голос и произнес с выражением:

Чины, краса, богатства,
Сей жизни все приятства,
Летят, слабеют, исчезают,
О тлен, и щастье ложно!
Заразы сердце угрызают,
А славы удержать не можно...

Теперь я понял, где говорили. Голос раздавался в углу, где висело
туманное зеркало.
-- А теперь, -- сказал голос, -- следующее. "Все -- единое Я, это Я
-- мировое Я. Единение с неведением, происходящее от затмения света, Я
исчезает с развитием духовности".
-- А эта бредятина откуда? -- спросил я. Я не ждал ответа. Я был
уверен, что сплю.
-- Изречения из "Упанишад", -- ответил с готовностью голос.
-- А что такое "Упанишады"? -- Я уже не был уверен, что сплю.
-- Не знаю, -- сказал голос.
Я встал и подошел к зеркалу. Я не увидел своего
отражения. В мутном стекле отражалась занавеска, угол печи и вообще
много вещей. Но меня в нем не было.
-- В чем дело? -- спросил голос. -- Есть вопросы?
-- Кто это говорит? -- спросил я, заглядывая за зеркало. За
зеркалом было много пыли и дохлых пауков. Тогда я указательным пальцем
нажал на левый глаз. Это было старинное правило распознавания
галлюцинаций, которое я вычитал в увлекательной книге В. В. Битнера
"Верить или не верить?". Достаточно надавить пальцем на глазное яблоко,
и все реальные предметы -- в отличие от галлюцинаций -- раздвоятся.
Зеркало раздвоилось, и в нем появилось мое отражение -- заспанная,
встревоженная физиономия. По ногам дуло. Поджимая пальцы, я подошел к
окну и выглянул.
За окном никого не было, не было даже дуба. Я протер глаза и снова
посмотрел. Я отчетливо видел прямо перед собой замшелый колодезный сруб
с воротом, ворота и свою машину у ворот. "Все-таки сплю",-- успокоенно
подумал я. Взгляд мой упал на подоконник, на растрепанную книгу. В
прошлом сне это был третий том "Хождения по мукам", теперь на обложке я
прочитал: "П. И. Карпов. Творчество душевнобольных и его влияние на
развитие науки, искусства и техники". Постукивая зубами от озноба, я
перелистал книжку и просмотрел цветные вклейки. Потом я прочитал "Стих N
2":

В кругу облаков высоко
Чернокрылый воробей
Трепеща и одиноко
Парит быстро над землей.
Он летит ночной порой,
Лунным светом освещенный,
И, ничем не удрученный,
Все он видит под собой.
Гордый, хищный, разъяренный,
И, летая, словно тень,
Глаза светятся как день.

Пол вдруг качнулся под моими ногами. Раздался пронзительный
протяжный скрип, затем, подобно гулу далекого землетрясения, раздалось
рокочущее: "Ко-о... Ко-о... Ко-о..." Изба заколебалась, как лодка на
волнах. Двор за окном сдвинулся в сторону, а из-под окна вылезла и
вонзилась когтями в землю исполинская куриная нога, провела в траве
глубокие борозды и снова скрылась. Пол круто накренился, я почувствовал
что падаю, схватился руками за что-то мягкое, стукнулся боком и головой
и свалился с дивана. Я лежал на половиках, вцепившись в подушку, упавшую
вместе со мной. В комнате было совсем светло. За окном кто-то
обстоятельно откашливался.
-- Ну-с, так... -- сказал хорошо поставленный мужской голос. -- В
некотором было царстве, в некотором государстве был-жил царь, по
имени... мнэ-э... Ну, в конце концов неважно. Скажем, мнэ-э...
Полуэкт... У него было три сына-царевича. Первый... мнэ-э-э... Третий
был дурак, а вот первый?..
Пригибаясь, как солдат под обстрелом, я подобрался к окну и
выглянул. Дуб был на месте. Спиною к нему стоял в глубокой задумчивости
на задних лапах кот Василий. В зубах у него был зажат цветок кувшинки.
Кот смотрел себе под ноги и тянул: "Мнэ-э-э..." Потом он тряхнул
головой, заложил передние лапы за спину и, слегка сутулясь, как доцент
Дубино-Княжицкий на лекции, плавным шагом пошел в сторону от дуба.
-- Хорошо... -- говорил кот сквозь зубы. -- Бывали-живали царь
да царица. У царя, у царицы был один сын... мнэ-э... дурак,
естественно...
Кот с досадой выплюнул цветок и, весь сморщившись, потер лоб.
-- Отчаянное положение, -- проговорил он. -- Ведь кое-что помню!
"Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь -- на обед, молодец -- на
ужин..." Откуда бы это? А Иван, сами понимаете -- дурак, отвечает: "Эх
ты, поганое чудище, не уловивши бела лебедя, да кушаешь!" Потом,
естественно -- каленая стрела, все три головы долой, Иван вынимает три
сердца и привозит, кретин, домой матери... Какой подарочек! -- Кот
сардонически засмеялся, потом вздохнул. -- Есть еще такая болезнь --
склероз, -- сообщил он.
Он снова вздохнул, повернул обратно к дубу и запел: "Кря-кря, мои
деточки! Кря-кря, голубяточки! Я... мнэ-э... я слезой вас отпаивала...
вернее -- выпаивала..." Он в третий раз вздохнул и некоторое время шел
молча. Поравнявшись с дубом, он вдруг немузыкально заорал: "Сладок кус
недоедала!..."
В лапах у него вдруг оказались массивные гусли -- я даже не
заметил, где он их взял. Он отчаянно ударил по ним лапой и, цепляясь
когтями за струны, заорал еще громче, словно бы стараясь заглушить
музыку:
Дасс им таннвальд финстер ист,
Дасс махт дас хольтс,
Дасс... мнэ-э... майн шатц... или катц?..

Он замолк и некоторое время шагал, молча стуча по струнам. Потом
тихонько, неуверенно запел:

Ой, бывав я в тим садочку,
Та скажу вам всю правдочку:
Ото так
Копають мак.

Он повернул к дубу, прислонил к нему гусли и почесал задней ногой
за ухом.
-- Труд, труд и труд, -- сказал он. -- Только труд! Он снова
заложил лапы за спину и пошел влево от дуба, бормоча:
-- Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде
жил-был портной, по имени... -- Он встал на четвереньки, выгнул спину и
злобно зашипел. -- Вот с этими именами у меня особенно отвратительно!
Абу... Али... Кто-то ибн чей-то... Н-ну хорошо, скажем, Полуэкт. Полуэкт
ибн... мнэ-э... Полуэктович... Все равно не помню, что было с этим
портным. Ну и пес с ним, начнем другую...
Я лежал на подоконнике и, млея, смотрел, как злосчастный Василий
бродит около дуба то вправо, то влево, бормочет, откашливается,
подвывает, мычит, становится от напряжения на четвереньки -- словом,
мучается несказанно. Диапазон знаний его был грандиозен. Ни одной сказки
и ни одной песни он не знал больше чем наполовину, но зато это были
русские, украинские, западнославянские, немецкие, английские, по-моему,
даже японские, китайские и африканские сказки, легенды, притчи, баллады,
песни, романсы, частушки и припевки. Склероз приводил его в бешенство,
несколько раз он бросался на ствол дуба и драл кору когтями, он шипел и
плевался, и глаза его при этом горели, как у дьявола, а пушистый хвост,
толстый, как полено, то смотрел в зенит, то судорожно подергивался, то
хлестал его по бокам. Но единственной песенкой, которую он допел до
конца, был "Чижик-пыжик", а единственной сказочкой, которую он связно
рассказал, был "Дом, который построил Джек" в переводе Маршака, да и то
с некоторыми купюрами. Постепенно -- видимо, от утомления -- речь его
обретала все более явственный кошачий акцент. "А в поли, поли, -- пел
он, -- сам плужок ходэ, а... мнэ-э... а... мнэ-а-а-у!.. а за тым плужком
сам... мья-а-у-а-у! сам господь ходэ или бродэ?.." В конце концов он
совершенно изнемог, сел на хвост и некоторое время сидел так, понурив
голову. Потом тихо, тоскливо мяукнул, взял гусли под мышку и на трех
ногах медленно уковылял по росистой траве.
Я слез с подоконника и уронил книгу. Я отчетливо помнил, что в
последний раз это было "Творчество душевнобольных", я был уверен, что на
пол упала именно эта книга. Но подобрал я и положил на подоконник
"Раскрытие преступлений" А. Свенсона и О. Венделя. Я тупо раскрыл ее,
пробежал наудачу несколько абзацев, и мне сейчас же почудилось, что на
дубе висит удавленник. Я опасливо поднял глаза. С нижней ветки дуба
свешивался мокрый серебристо-зеленый акулий хвост. Хвост тяжело
покачивался под порывами утреннего ветерка.
Я шарахнулся и стукнулся затылком о твердое. Громко зазвонил
телефон. Я огляделся. Я лежал поперек дивана, одеяло сползло с меня на
пол, в окно сквозь листву дуба било утреннее солнце.

[bwn]

Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"

[Инди]

Идиоццкое произведение.
Уж на что я люблю фантастику, эту дрянь больше пары глав не вынес...

[Loewa]

Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"

не пятницо во вторник...

---------- Добавлено в 10:38 ---------- Предыдущее сообщение было в 10:34 ----------

Идиоццкое произведение.
Уж на что я люблю фантастику, эту дрянь больше пары глав не вынес...

тогда может стоит попробовать "Пикник на обочине" а "понедельник" очень мило у него даже "экранизация" имеется

[bwn]

"понедельник" очень мило у него даже "экранизация" имеется

вот экранизация действительно дрянь - да она сильно "по мотивам" - по сути ничего общего

[Loewa]

вот экранизация действительно дрянь - да она сильно "по мотивам" - по сути ничего общего

такова цена популяризации а чё!? У Стругацких есть что-то про первый шоссер, а то мы чего-то не в ту степь с подачи великого и ужасного

[MUTbKA]

Идиоццкое произведение.
Уж на что я люблю фантастику, эту дрянь больше пары глав не вынес...

Ты просто не застал описанное время. Это изумительное и очень жизненное произведение, еще и смешное весьма.

И это нифига не фантастика. Это жесткий соцреализм с легкими художественными гиперболами.

[wintermute]

Идиоццкое произведение.
Уж на что я люблю фантастику, эту дрянь больше пары глав не вынес...

Ну, это и не фантастика, собственно.
И ещё, я бы поостерёгся от категорических суждений. Идиотское оно исключительно на Ваш взгляд, не забывайте об этом.

[RoadRacer]

а вот ешу по еитем

Вложение 99171